Ахматова Анна Андреевна

Как соломинкой, пьешь мою душу.Знаю, вкус ее горек и хмелен.Но я пытку мольбой не нарушу.О, покой мой многонеделен. Когда кончишь, скажи. Не печально,Что души моей нет на свете.Я пойду дорогой недальнейПосмотреть, как играют дети. На кустах зацветет крыжовник,И везут кирпичи за оградой.Кто ты: брат мой или любовник,Я не помню, и…

Как ты можешь смотреть на Неву,Как ты смеешь всходить на мосты?…Я недаром печальной слывуС той поры, как привиделся ты.Черных ангелов крылья остры,Скоро будет последний суд,И малиновые костры,Словно розы, в снегу цветут. 1914, Петербург

Как у облака на краю,Вспоминаю я речь твою, А тебе от речи моейСтали ночи светлее дней. Так, отторгнутые от земли,Высоко мы, как звезды, шли. Ни отчаянья, ни стыдаНи теперь, ни потом, ни тогда. Но, живого и наяву,Слышишь ты, как тебя зову. И ту дверь, что ты приоткрыл,Мне захлопнуть не хватит…

Какая есть. Желаю вам другуюПолучше. Больше счастьем не торгую,Как шарлатаны и оптовики…Пока вы мирно отдыхали в Сочи,Ко мне уже ползли такие ночи,И я такие слышала звонки! Не знатной путешественницей в креслеЯ выслушала каторжные песни,А способом узнала их иным……Над Азией – весенние туманы,И яркие до ужаса тюльпаны Ковром заткали много сотен…

И всюду клевета сопутствовала мне.Ее ползучий шаг я слышала во снеИ в мертвом городе под беспощадным небом,Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.И отблески ее горят во всех глазах,То как предательство, то как невинный страх.Я не боюсь ее. На каждый вызов новыйЕсть у меня ответ достойный и суровый.Но неизбежный день…

Александрийские чертогиПокрыла сладостная тень. Пушкин Уже целовала Антония мертвые губы,Уже на коленях пред Августом слезы лила…И предали слуги. Грохочут победные трубыПод римским орлом, и вечерняя стелется мгла.И входит последний плененный ее красотою,Высокий и статный, и шепчет в смятении он:«Тебя – как рабыню… в триумфе пошлет пред собою…»Но шеи лебяжьей все…

И та, что сегодня прощается с милым, —Пусть боль свою в силу она переплавит.Мы детям клянемся, клянемся могилам,Что нас покориться никто не заставит! Июль 1941, Ленинград

Когда в мрачнейшей из столицРукою твердой, но усталой,На чистой белизне страницЯ отречение писала, И ветер в круглое окноВливался влажною струею,Казалось, небо сожженоЧервонно-дымною зарею. Я не взглянула на Неву,На озаренные граниты,И мне казалось – наявуТебя увижу, незабытый… Но неожиданная ночьПокрыла город предосенний.Чтоб бегству моему помочь,Расплылись пепельные тени. Я только крест с…

Когда в тоске самоубийстваНарод гостей немецких ждал,И дух суровый византийстваОт русской церкви отлетал, Когда приневская столица,Забыв величие свое,Как опьяневшая блудница,Не знала, кто берет ее, — Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край глухой и грешный,Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою,Из сердца выну черный…

Когда человек умирает,Изменяются его портреты.По-другому глаза глядят, и губыУлыбаются другой улыбкой. Я заметила это, вернувшисьС похорон одного поэта.И с тех пор проверяла часто,И моя догадка подтвердилась. 21 января, 7 марта 1940, Ленинград

Далеко в лесу огромном,Возле синих рек,Жил с детьми в избушке темнойБедный дровосек. Младший сын был ростом с пальчик, —Как тебя унять,Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,Я дурная мать. Долетают редко вестиК нашему крыльцу,Подарили белый крестикТвоему отцу. Было горе, будет горе,Горю нет конца,Да хранит святой ЕгорийТвоего отца. 1915, Царское Село

«…И кто-то приказал мне:Говори! Припомни все…» Леон Фелипе. Дознание Кому и когда говорила,Зачем от людей не таю,Что каторга сына сгноила,Что Музу засекли мою. Я всех на земле виноватейКто был и кто будет, кто есть…И мне в сумасшедшей палатеВаляться – великая честь.

Cadran solaire на Меншиковом доме.Подняв волну, проходит пароход.О, есть ли что на свете мне знакомей,Чем шпилей блеск и отблеск этих вод!Как щелочка, чернеет переулок.Садятся воробьи на провода.У наизусть затверженных прогулокСоленый привкус – тоже не беда. 1941

Я к розам хочу, в тот единственный сад,Где лучшая в мире стоит из оград, Где статуи помнят меня молодой,А я их под невскою помню водой. В душистой тиши между царственных липМне мачт корабельных мерещится скрип. И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,Любуясь красой своего двойника. И замертво спят сотни тысяч…

И сделалась война на небе. Апок. Двадцать четвертую драму ШекспираПишет время бесстрастной рукой.Сами участники чумного пира,Лучше мы Гамлета, Цезаря, ЛираБудем читать над свинцовой рекой;Лучше сегодня голубку ДжульеттуС пеньем и факелом в гроб провожать,Лучше заглядывать в окна к Макбету,Вместе с наемным убийцей дрожать, —Только не эту, не эту, не эту,Эту уже…

Лучше б мне частушки задорно выкликать,А тебе на хриплой гармонике играть! И уйдя, обнявшись, на ночь за овсы,Потерять бы ленту из тугой косы. Лучше б мне ребеночка твоего качать,А тебе полтинник в сутки выручать, И ходить на кладбище в поминальный деньДа смотреть на белую Божию сирень. Июль 1914, Дарница

То змейкой, свернувшись клубком,У самого сердца колдует,То целые дни голубкомНа белом окошке воркует, То в инее ярком блестнет,Почудится в дреме левкоя…Но верно и тайно ведетОт радости и от покоя. Умеет так сладко рыдатьВ молитве тоскующей скрипки,И страшно ее угадатьВ еще незнакомой улыбке. 1911

Любовь покоряет обманно,Напевом простым, неискусным.Еще так недавно-странноТы не был седым и грустным. И когда она улыбаласьВ садах твоих, в доме, в поле,Повсюду тебе казалось,Что вольный ты и на воле. Был светел ты, взятый еюИ пивший ее отравы.Ведь звезды были крупнее,Ведь пахли иначе травы,Осенние травы.

Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!Как невозможна грусть, как тщетно ожиданье!И снова голосом серебряным оленьВ зверинце говорит о северном сиянье.И я поверила, что есть прохладный снегИ синяя купель для тех, кто нищ и болен,И санок маленьких такой неверный бегПод звоны древние далеких колоколен. 1912

Я тебя в твоей не знала славе,Помню только бурный твой рассвет,Но, быть может, я сегодня вправеВспомнить день тех отдаленных лет.Как в стихах твоих крепчали звуки,Новые роились голоса…Не ленились молодые руки,Грозные ты возводил леса.Все, чего касался ты, казалосьНе таким, как было до тех пор,То, что разрушал ты, – разрушалось,В каждом слове…