Нетрудно, ландышами дыша,
писать стихи на загородной дачке.
А мы не такие.
Мы вместо карандаша
взяли в руки
по новенькой тачке.
Господин министр,
прикажите подать!
Кадет, пожалте, садитесь, нате.
В очередь!
В очередь!
Не толпитесь, господа.
Всех прокатим.
Всем останется — и союзникам и врагам.
Сначала большие, потом мелкота.
Всех по России
сквозь смех и гам
будем катать.
Испуганно смотрит
невский аристократ.
Зато и Нарвская,
и Выборгская,
и Охта
стократ
раскатят взрыв задорного хохота.
Ищите, не завалялась ли какая тварь еще?
Чтоб не было никому потачки.
Время не ждет,
спешите, товарищи!
Каждый берите по тачке!
Как часто я слыхал такое рассужденье:«По мне пускай что́ хочешь говорят,Лишь был бы я в душе не виноват!»Нет; надобно еще уменье,Коль хочешь в людях ты себя не погубитьИ доброю наружность…
Он весь сверкает и хрустит,Обледенелый сад.Ушедший от меня грустит,Но нет пути назад. И солнца бледный тусклый лик —Лишь круглое окно;Я тайно знаю, чей двойникПриник к нему давно. Здесь мой покой…
1 Я знал его: мы странствовали с нимВ горах востока, и тоску изгнаньяДелили дружно; но к полям роднымВернулся я, и время испытаньяПромчалося законной чередой;А он не дождался минуты сладкой:Под бедною…
Мыне вопль гениальничанья –»все дозволено»,мыне призыв к ножовой расправе,мыпростоне ждем фельдфебельского»вольно!»,чтоб спину искусства размять,расправить. Гарцуют скелеты всемирного Римана спинах наших.В могилах мало им.Так что ж удивляться,что непримиримомымир обложили сплошным «долоем».…
Царю небесный!Спаси меняОт куртки тесной,Как от огня.От маршировкиМеня избавь,В парадировкиМеня не ставь.Пускай в манежеАлехин гласКак можно режеТревожит нас.Еще моленьеПрошу принять —В то воскресеньеДай разрешеньеМне опоздать.Я, царь всевышний,Хорош уж тем,Что просьбой…
Не бывать тебе в живых,Со снегу не встать.Двадцать восемь штыковых,Огнестрельных пять.Горькую обновушкуДругу шила я.Любит, любит кровушкуРусская земля. 16 августа 1921 (вагон)