Небывалей не было у истории в аннале
факта:
вчера,
сквозь иней,
звеня в «Интернационале»,
Смольный
ринулся
к рабочим в Берлине.
И вдруг
увидели
деятели сыска,
все эти завсегдатаи баров и опер,
триэтажный
призрак
со стороны российской.
Поднялся.
Шагает по Европе.
Обедающие не успели окончить обед –
в место это
грохнулся,
и над Аллеей Побед –
знамя
«Власть советов».
Напрасно пухлые руки взмолены, –
не остановить в его неслышном карьере.
Раздавил
и дальше ринулся Смольный,
республик и царств беря барьеры.
И уже
из лоска
тротуарного глянца
Брюсселя,
натягивая нерв,
росла легенда
про Летучего голландца –
голландца революционеров.
А он –
по полям Бельгии,
по рыжим от крови полям,
туда,
где гудит союзное ржанье,
метнулся.
Красный встал над Парижем.
Смолкли парижане.
Стоишь и сладостным маршем манишь.
И вот,
восстанию в лапы отдана,
рухнула республика,
а он – за Ламанш.
На площадь выводит подвалы Лондона.
А после
пароходы
низко-низко
над океаном Атлантическим видели –
пронесся.
К шахтерам калифорнийским.
Говорят –
огонь из зева выделил.
Сих фактов оценки различна мерка.
Не верили многие.
Ловчились в спорах.
А в пятницу
утром
вспыхнула Америка,
землей казавшаяся, оказалась порох.
И если
скулит
обывательская моль нам:
– не увлекайтесь Россией, восторженные дети, –
Я
указываю
на эту историю со Смольным.
А этому
я,
Маяковский,
свидетель.
На темной скале над шумящим ДнепромРастет деревцо молодое;Деревцо мое ветер ни ночью, ни днемНе может оставить в покое;И, лист обрывая, ломает и гнет,Но с берега в волны никак не сорвет.…
В казарме восьмой роты давно окончили вечернюю перекличку и пропели молитву. Уже одиннадцатый час в начале, но люди не спешат раздеваться. Завтра воскресенье, а в воскресенье все, кроме должностных, встают…
Мыне вопль гениальничанья –»все дозволено»,мыне призыв к ножовой расправе,мыпростоне ждем фельдфебельского»вольно!»,чтоб спину искусства размять,расправить. Гарцуют скелеты всемирного Римана спинах наших.В могилах мало им.Так что ж удивляться,что непримиримомымир обложили сплошным «долоем».…
У обер-кондуктора Стычкина в один из его недежурных дней сидела Любовь Григорьевна, солидная, крупичатая дама лет сорока, занимающаяся сватовством и многими другими делами, о которых принято говорить только шёпотом. Стычкин,…
Отговорила роща золотаяБерезовым, веселым языком,И журавли, печально пролетая,Уж не жалеют больше ни о ком. Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —Пройдет, зайдет и вновь оставит дом.О всех ушедших грезит…
Был в древности народ, к стыду земных племен,Который до того в сердцах ожесточился,Что противу богов вооружился.Мятежные толпы, за тысячью знамен,Кто с луком, кто с пращей, шумя, несутся в поле.Зачинщики, из удалых голов,Чтобы…